Мой доклад основан на статье Николы Пелуффо, преподавателя в Туринском университете и основателя Итальянского института микроанализа, опубликованной в 2002 году, примерно за 10 лет до его смерти.

В статье автор обсуждал происхождение чувств отчужденности и принадлежности у человека.

В то время мы переживали так называемую глобализацию, период, характеризующийся ростом торговых обменов и движением капиталов, циркуляцией людей и идей, распространением информации и знаний.

Кажется, что с тех пор прошло целое столетие… Однако всего через 20 лет после публикации статьи мы живем в исторический период, характеризующийся закатом глобализации и возвратом националистических и индивидуалистических тенденций.

С учетом этих обстоятельств вопрос, который Пелуффо задавал в начале нового века, сегодня кажется еще более актуальным: что побуждает человека считать братом дельфина – говорил тогда Пелуффо – или даже свинью или кролика – говорю я – до такой степени, что он не ест их мясо, в то время как тот же человек не испытывает никаких чувств по отношению к миллионам человеческих эмбрионов, подвергаемых абортам, или к тысячам людей, ежедневно уничтожаемых на войнах?

В качестве примера с кроликом, я хочу сказать, что в Италии это типичное блюдо почти во всех регионах, поскольку это животное обладает высокой адаптивной способностью и поэтому широко распространено даже в периоды бедности и нехватки других продуктов. Это мясо не считается деликатесом, что позволяет получать хороший источник белка по низкой цене. Так вот, в 2015 году итальянское движение за права животных с представителем в парламенте предложило законопроект, приравнивающий мясо кролика к мясу кошек и собак, что означало бы запрет на его потребление. Это все равно что запретить китайцам есть мясо собак, казахам – конину, а японцам – насекомых.

Но мы также знаем, что существует противоположное явление: националистические и индивидуалистические тенденции, какими бы мощными они ни были в определенных социальных контекстах и исторические моменты, никогда не бывают достаточно сильными, чтобы подавить инстинкт человека к передвижению, к познанию новых земель и новых народов.

В той статье Пелуффо упоминал теорию единого происхождения Гомо Сапиенса, поддерживаемую его другом Эммануэлем Анати, палеонтологом мирового уровня.

Согласно этой теории, человек зародился в Восточной Африке и оттуда начал расселяться по всему миру. Причины этой миграции точно не известны. Предполагаются причины, связанные с неблагоприятными климатическими условиями, распространением эпидемий и голодом. В конечном счете, причины миграции Гомо Сапиенса были связаны с выживанием. В конце концов, это те же самые причины, которые до сих пор побуждают многих людей покидать свои страны в поисках более гостеприимных мест, где можно укрыться от войн, преследований, репрессий и голода.

Другие ученые подтвердили теорию единого происхождения Сапиенса, приписывая морфологические различия адаптациям к окружающей среде.

Наконец, биологические исследования по эволюции показали, что вымирание неандертальцев было вызвано генетической несовместимостью с Сапиенсом, который оказался более приспособленным к изменениям окружающей среды.

Таким образом, согласно теории единого происхождения Гомо Сапиенса и доказательству того, что единственное истинное отчуждение вызвано невозможностью воспроизводства и продолжением рода, иностранцы не должны существовать, а чувство отчужденности по отношению к нашему «брату» должно быть исключительно культурным.  Следовательно,  чувство отчужденности должно исчезнуть после пролонгированного пребывания «иностранца» в новой земле. Взаимное чувство отчужденности должно исчезнуть с приобретением языка, норм поведения, пищевых привычек и т. д.

Но мы хорошо знаем, что с психологической точки зрения это не так… Мы имеем дело с защитными механизмами, которые управляют объектными отношениями, указывают нам на тех, кто отличается от нас, и вызывают у нас чувство отчужденности. Эти защитные механизмы могут также выполнять адаптивную функцию, в любом случае, они зарождаются в детстве. Речь идет об идентификации и проекции.

Чувство отчужденности или принадлежности сопровождает нас с детства, когда мы начинаем осознавать существование группы: семьи.

В кабинете анализа мы часто слышим, как наши пациенты выражают сомнения, возникшие у них в детстве, о том, что они не являются законо рожденными детьми.

Это более редкое переживание у первых или единственных детей, но частое у всех остальных детей. Казалось бы, что переживание, основанное на незначительных причинах, но они чрезвычайно важные для ребенка: упреки со стороны родителей, переход одежды от старших братьев (нормально для моего поколения, до экономического бума, который привел семьей к большим финансовым утратам), мало фотографий раннего детства в семейном альбоме и т.д. Иногда эти переживания находят подтверждение в реальных фактах (плохое обращение, пренебрежение, сексуальное насилие), которые вызывают травмы, закрепленные в психике субъекта. Чаще всего они имеют фантазматическое происхождение и поэтому являются источником вдохновения для многих сказок. Вспоминаю среди них «Найдёныша»  — новелла немецкого писателя Генриха фон Клейста, впервые опубликованная в 1811 году.

Наиболее заметные повторения касаются группы сверстников в подростковом возрасте, когда принадлежность требует следования определенному стилю одежды, использования особого жаргона, увлечения определенным видом спорта, поддержкой команды, выбор определенного типа музыки и т.д. Сегодня требования также включают присутствие в социальных сетях, коллективное употребление алкоголя и наркотиков, нанесение татуировок и пирсинга, приверженность фантазиям о сексуальном безразличии.

Несколько лет назад в Италии на Facebook были популярны группы типа «Ты из Бергамо если…, из Рима, из Милана если…». Интернет не требует удостоверений личности для присоединения к определенной группе: каждый может выбрать, к какой группе присоединиться, но очевидно, что регистрация происходит на основе какого-то элемента, вызывающего чувство принадлежности: место рождения, место жительства, язык или диалект, кухня и т.д.

Затем есть религиозные или политические убеждения (веры), которые объединяют людей, создавая чувство принадлежности к одной группе и отчужденности по отношению к другим. Очевидно, что принятие системы ценностей (семейных, социальных, религиозных или политических) временно или постоянно укрепляет Эго субъекта, идентифицированного в группе. Те, кто думают иначе, кто следует другому верованию, считаются чужаками, их следует держать на расстоянии, а в некоторых случаях – устранять.

Другими словами, присоединение к группе, системе убеждений и ценностей, соответствует потребности устранить различия, стать частью неразделенного целого, чтобы направить агрессию на внешнего врага, как правило, на группу, считающуюся другой.

Во все исторические эпохи принятие системы религиозных и/или идеологических ценностей было и является источником конфликтов, приводящих к разрушению и смерти.

Масса, писал Фрейд (З. Фрейд, 1921, «Психология масс и анализ человеческого Я»), «является временным образованием, состоящим из гетерогенных элементов, соединенных на мгновение».

И именно в этом дело: колебание между стремлением к недифференцированности и стремлением к дифференциации делает продолжительность чувства принадлежности/отчужденности неопределимой. Оно субъективное, иногда может длиться всю жизнь, иногда – время сна.

Примером такой ситуации является влюбленность, когда мы чувствуем, что у нас те же желания, те же эмоции, что и у нашего партнера, в общем, что мы одинаковы. Но влюбленность не длится вечно. Через некоторое время возвращается желание разойтись, различиться, иметь свою собственную идентичность, отличную от другой. Когда мы не можем переработать потерю иллюзии, что наш возлюбленный такой же, как мы, мы склонны проецировать разочарование именно на него, чувствуем себя преданными, как будто партнер вдруг стал другим человеком. В некоторых случаях чужак принимает облик врага, который преследует нас, хочет нас уничтожить. От него мы должны защищаться, устраняя его.

Я упомянула адаптивную функцию защитных механизмов, в частности идентификации и проекции. Хочу пояснить, что я имею в виду.

Действительно, довольно абсурдно считать адаптивным то, что заставляет нас идентифицироваться с кроликом, собакой или кошкой, с которыми, если бы мы были последней парой на земле, наш род исчез бы, и воспринимать как чужого нашего сородича только потому, что у него другой внешний вид, он не говорит на нашем языке, ест другую пищу или верит в другого бога.

Думаю, чтобы объяснить этот парадокс с психоаналитической точки зрения, мы должны опереться на ОНО, как на хранилище опытов наших предков, которые актуализируются во внутриутробной жизни и в первые месяцы постнатальной жизни. Речь идет об аффектах и представлениях, которые, по большому счету, выражаются во сне через образы.

Кто не знаком с ощущением эмоционального и даже визуального захвата определёнными персонажами или сценами сна? При пробуждении эти образы всё ещё настолько живы, энергетически заряжены, что могут повлиять на наше поведение в дневное время. Пелуффо часто говорил: “мы разыгрываем персонажей наших снов”, имея в виду, что бессознательное диктует законы нашего поведения в бодрствовании. Поэтому неудивительно, если на следующий день после сна, в котором, мы видим кролика, нашу любимую плюшевую игрушку, мы вступим в общество защиты животных, а с другой стороны готовы начать бракоразводный процесс с нашим супругом, который не любит животных. Мы можем предположить, что сон активировал детский опыт, когда в отсутствие мамы объятия нашего игрушечного кролика вызывали у нас эмоции, аналогичные тем, которые мы испытывали с мамой. Тогда в психике кролик стал представителем материнского образа. Запрет на поедание его мяса представляет собой табу оральной агрессии по отношению к объекту/маме. Эта агрессия может быть спроецирована на другой объект (чужого супруга), который стал бесполезен для поддержания равновесия.

“Для тех, кто так или иначе знаком с психоанализом, будет легко понять, что речь идет о переносе. Перенос бессознательных чувств, которые могут стать сознательными по отношению к аналитику во время аналитической работы.

Эти чувства выражаются через мысли, фантазии, образы, идеи, которые делают актуальными и узнаваемыми забытые или вытесненные моменты внутриутробной, детской и подростковой жизни. Часто они выражаются во сне через объекты, которые могут быть не только животными (всех видов, включая человека), но и предметами: картина, сумка, стул, и т.д.

Эти предметы, независимо от их символического значения, могут быть ассоциированными с очень глубокими эмоциями, которые могут заставить нас влюбиться в сумку и ударить супруга, воспринимаемого как чужой, намного более чужой, чем сумку.

Следует отметить, что перенос не является феноменом, характерным только для психоаналитического процесса он происходит всегда в жизни без нашего ведома. Именно перенос отвечает за чувства принадлежности и отчуждения, позволяет отличать иностранца от земляка. Между прочем, концепция земли в нашем бессознательном относительна и не стабильна, так что один и тот же объект может быть чужой и одновременно знакомый.

Этот феномен всегда происходит, часто плохо переносится и отрицается людьми.”

© Бруна Марци

Библиография

Фрей З. (1921) Психология масс и анализ человеческого Я

Peluffo N. (1998) Straniero oppure autoctono? www.psicoanalisi.it  29.10 2002